Эрик Лаксман

автор текста Д. Н. Трифонов

...В конце лета 1795 г. он направился в путешествие, грандиозное по замыслу. По бескрайним российским просторам хотел добраться до границ Бухары, далее продолжить путь до Иркутска и после краткого отдыха двинуться на восток, чтобы достичь берегов Тихого океана. Затем он рассчитывал посетить Японию.

Казалось бы, предприятие доступно человеку в расцвете сил, а путешественнику вот-вот должно было исполниться 60. Но за его плечами – огромный опыт странствий. Ему довелось многократно пересекать Уральский хребет и Западную Сибирь, вдоль и поперек изъездить Алтай, побывать в Забайкалье, Восточной Сибири и Якутии. Он предпочитал прокладывать свои маршруты в одиночку, в лучшем случае, в сопровождении одного-двух спутников. В то время было немало таких странников, российских землепроходцев-подвижников. 

На сей раз величественной задумке не суждено было свершиться. В сотне верст от Тобольска возок остановился для смены лошадей. К удивлению ямщика, седок из него не вышел. Его вынесли без признаков жизни. Это случилось 5 января 1796 г. А спустя два месяца Петербургская Академия наук внесет в протокол запись «Об исключении умершего коллежского советника и почётного члена Академии наук Эрика Лаксмана из списков членов Академии наук». 

Это имя известно теперь лишь очень немногим, даже историкам науки. А между тем Лаксман был личностью выдающейся, человеком блестящих способностей и необычайной широты интересов. Как отмечали биографы, «объектами его исследований были насекомые и животные, цветы и деревья, почвы и минералы, горы и пустыни, реки и озера, языки, религия, занятия и обычаи туземцев». Не будет преувеличением назвать Лаксмана подлинным естествоиспытателем-энциклопедистом. 

Он опубликовал мало работ (немногим более 30). Один из современников называл его «ленивым писателем». Он действительно чуждался толстых фолиантов и не любил подробно описывать свои путешествия. Зато, по словам П.И. Вальдена, у него «хватало времени наблюдать, собирать и открывать столь много нового, что его имя пережило столетия». С его именем связано открытие новых минералов: тремолита, байкалита и лазоревого камня (лазурита). Кстати, по повелению Екатерины Великой в Царскосельском дворце Лазурная комната была украшена плитами из лазурита, месторождение которого обнаружил в Сибири Лаксман. 

Ему принадлежит первое систематическое исследование насекомых России, открытие нескольких новых видов растений и насекомых, в названиях которых закрепилось его имя.

Неиссякаемая жажда познания сочеталась у Лаксмана с конкретными практическими соображениями. Он считал, что богатства природы должны непременно использоваться для нужд человека, причем использоваться не бездумно, а рачительно. Например, в те времена поташ, применявшийся для изготовления стекла, получали сжиганием древесины. «Я не могу взирать с холодной кровью на истребление лесов», – заявлял Лаксман и называл «врагами природы» фабрикантов-производителей поташа. Так и хочется назвать его одним из первых провозвестников грядущего движения «greenpeace»... Потому он и решил разработать принципиально новый метод стекольного производства без применения поташа. Об этом расскажем далее. 

Родился Эрик Густав Лаксман (позднее на русский лад его стали величать Кириллом Густавовичем) в финляндском городе Нейшлоте 27 июля 1737 г. в многодетной семье мелкого торговца. Он поступил в богословскую гимназию в городе Борго и по окончании ему вручили диплом, дававший возможность со временем получить должность пастора – единственное свидетельство о получении образования. Ограниченность в средствах не позволила продолжить учебу в университете города Або (ныне Турку). Однако он уже располагал достаточным запасом знаний: в гимназии неплохо было поставлено преподавание естественнонаучных дисциплин. 

Почти пять лет (с 1757 по 1762 гг.) Лаксман пребывал в должности помощника пастора в одной из деревень восточной Финляндии. Однако это не мешало ему активно заниматься самообразованием. Но жить приходилось чуть ли не впроголодь: за свои труды он получал 24 рубля в год (рублем меньше, чем домашний работник). 

Столь бедственное положение и заставило Лаксмана переехать в Петербург. Здесь судьба обернулась своей светлой стороной. Он получил место воспитателя в пансионе и учителя естественной истории при немецкой церкви свв. Петра и Павла. Но особенно ценным для Лаксмана оказалось то, что он быстро сошелся с людьми, для которых наука составляла главное содержание жизни – историком Г. Миллером; знаменитым естествоиспытателем и путешественником П. Палласом; директором ботанического сада И. Фальком. Они играли видную роль в Академии наук. Несомненная одаренность Лаксмана и широта интересов обратили на него внимание новых коллег и уже в январе 1764 г. его назначили корреспондентом Академии (тогда еще не существовало «привычного» понятия «член-корреспондент»). 

Но было и ещё одно немаловажное обстоятельство, которое повлияло на судьбу Лаксмана. Годы 1760-е – время организации многочисленных экспедиций Петербургской Академии наук. Их цели состояли во всестороннем изучении гигантских непознанных просторов России: от Белого моря до Каспийского, от Балтики до границ с Китаем. 

Но не так уж просто было стать участником подобных экспедиций, да и положение скромного учителя школы не давало Лаксману оснований рассчитывать на это. Он избрал, так сказать, обходной путь: подал прошение о получении места пастора в Барнауле на Алтае. Еще в 1747 г. знаменитый промышленник и горнозаводчик А.Н. Демидов преподнес Алтайские заводы в подарок императрице Елизавете. Они нуждались, как сказали бы теперь, в реконструкции. Для этого требовалось привлечение опытных специалистов. Среди русских таковых почти не нашлось (был приглашён, кстати, талантливый изобретатель И.И. Ползунов). Пришлось прибегнуть к помощи иностранцев, в основном немцев. Для них понадобилось организовать церковный приход. 

Лаксман выхлопотал право занять пасторскую должность. Теперь перед ним раскрывались возможности ознакомления с фактически неизученной географической провинцией России. Уже прибыв на место, он получил письмо от знаменитого шведского ботаника Карла Линнея (с которым состоял в переписке). Лаксман совершил много путешествий по Алтаю и прилегающим районам Сибири; побывал в окрестностях Томска; обследовал Прибайкалье и плавал по Байкалу. Обнаружил образцы каменного угля близ реки Томи, это вскоре положило начало изучению богатств Кузнецкого угольного бассейна. Описание своих наблюдений Лаксман аккуратно посылал в Петербург и Стокгольм. Росла его известность среди русских и зарубежных учёных. Обработать и издать накопленные материалы Лаксман, естественно, в Барнауле не мог. И в декабре 1769 г. по окончании пасторского контракта он выехал в Петербург. 

Уже в марте 1769 г. выходит в свет его книга «Сибирские письма», получившая широкий резонанс. В одном из отзывов о ней говорилось: «Человек этот [Лаксман] тем более заслуживает благодарности, поскольку им сообщены достоверные сведения о Сибирских краях, естественная история которых была почти не изучена... От него можно ожидать еще много крупных открытий» . Стокгольмская Академия наук избирает его своим действительным членом – вторым после М.В. Ломоносова из числа российских ученых. А 26 марта 1770 г. Лаксман становится академиком по кафедре экономии и химии Петербургской Академии наук. Одновременно в его ведение передавалась и Химическая лаборатория Академии, которая после кончины М.В. Ломоносова с 1765 г. переживала смутные времена. 

О деятельности Лаксмана в лаборатории (он пребывал в ней до 1781 г.) немногое известно. По-видимому, основное её направление заключалось в химическом анализе руд и минералов. Одновременно он вёл большую педагогическую и просветительскую работу (в Академической гимназии, Академическом университете). Два раза в неделю читал популярные лекции по химии и минералогии.

Однако исследовательская работа в Химической лаборатории и успешная деятельность на педагогическом поприще отнюдь не отвлекали его от стремления предпринять новые путешествия. В этом он нашёл поддержку и у руководства Академии наук. К 1778 г. Академией была разработана обширная «Программа общего топографического и физического описания Российского государства». По правде говоря, ее выполнение в действительности было нереальным из-за отсутствия потребного количества квалифицированных учёных. Тем не менее, Лаксман в 1778-1779 гг. реализует свои намерения с целью «физико-топографического и экономического исследования Северных гор между морями Ледовитым и Балтийским», в частности, для изучения области водораздела главнейших рек. Он обследует районы, прилегающие к Белому морю, Онежскому и Ладожскому озёрам, озеру Ильмень. По существу Лаксман был одним из пионеров комплексного исследования Европейского Севера. Полученные в результате этих экспедиций данные представляли большую ценность. За свои заслуги Лаксман был избран членом нескольких зарубежных научных обществ. 

К сожалению, между руководством Академии и Лаксманом возник острый конфликт, который в конечном итоге вынудил учёного покинуть Петербург. Говоря без обиняков, решено было отправить его в «почетную» ссылку, «исключив его из списка состоящих при Академии наличных академиков». Доброжелатели добились назначения Лаксмана на скромную должность «помощника главного командира Нерчинских заводов». Правда, пилюлю подсласти ли: уже после отъезда Лаксмана из Петербурга в январе 1781 г. его перевели в разряд почетных академиков. Стокгольмские друзья предлагали ему кафедру в одном из шведских университетов. Однако Лаксман ответил отказом. Вот что он писал одному из шведских коллег: «Я опять буду находиться далеко от родины, от друзей и ученого мира, но зато могу утешаться рассматриванием редких минералов и собиранием их в таком месте, где надеюсь отыскать разнообразные предметы...» . 

Почти десять лет провел Лаксман в Восточной Сибири. Он не жалел сил для ознакомления с природой этих краев. Его маршруты пролегали, главным образом, по окрестностям Байкала. Этот «академик-путешественник», согласно характеристике Вальдена, сделал для изучения этой обширной области больше, чем кто-либо из его современников. 

Доклады о своих наблюдениях и находках Лаксман регулярно посылал в Петербург. Однако посетить столицу ему довелось только в 1791 г. Он получил предписание сопровождать японского мореплавателя и купца Кодою (в то время европейцам доступ в Японию был закрыт, а интерес к стране Восходящего Солнца постоянно возрастал).

Лаксман задумывает собственную экспедицию в Японию. Государственный совет одобряет в целом эту идею, но и вносит существенные коррективы. Лаксману поручается также посетить по пути Бухарские земли для изучения месторождения лазурного камня и других драгоценных камней, которые бухарцы продавали России. 

В конце лета 1795 г. Кирилл Густавович Лаксман отправляется в свой последний маршрут... 

Конечно, Лаксман не был исследователем, который обогатил собственно химию новыми выдающимися открытиями. Его работа в Химической лаборатории Академии состояла в анализе минералов и не оставила сколь либо заметного следа в отечественной истории химии. Но он вошел в эту историю как незаурядный деятель в сфере химической технологии. Не будет преувеличением назвать Лаксмана первым после М.В. Ломоносова химиком-технологом России. Лаксман долгое время всецело разделял концепцию флогистона, но уже в начале 1790-х гг. он стал одним из первых российских химиков – сторонников кислородной теории горения Лавуазье. Однако эволюция теоретических «приверженностей» Лаксмана не повлияла на разработку им принципиально новых химико-технологических процессов. 

В их основе лежала его идея о необходимости сбережения лесов. В ней кое-кто из современников усматривал idеe fixe, но на поверку-то она оказалась вполне реалистичной. Первое фундаментальное достижение Лаксмана – способ приготовления стекла с применением обезвоженной природной глауберовой соли (мирабилита) вместо поташа: «...чрез простые опыты удалось мне открыть новую и важную эпоху в стеклоплавильном искусстве». На основе предложенной Лаксманом технологии в 1784 г. в Тальцинске (близ Иркутска) был построен стекольный завод, который просуществовал до 1860-х гг. Второй существенный вклад Лаксмана заключался в разработке процесса получения искусственной соды, исходя из того же мирабилита. Вот как исследователь описывает свой метод: «Я взял четыре пуда сей щелочной ископаемой соли, известной под названием глауберовой, горькой, слабительной сибирской соли... Сие кристалловидное вещество выставил я на открытый воздух и попустил оному распасться. По прошествии двух недель лишилось оно влажности, распалося в весьма тонкий белый порошок и половину тяжести своей потеряло. Сей нежный порошок смешал я с четырьмя фунтами угольного порошка, приготовленного из обыкновенного соснового угля... Смешав, всё сие я высыпал в раскалённую печь, и тотчас начала оная смесь многочисленные испускать искры и распространился кисловатый, слегка на серную печень сдающийся запах. Каление продолжал я несколько часов и несколько раз мешал. Но когда перестали показываться искры, вынул я всю соль из печи, которая доказала все свойства соды, или чистой щелочной соли из царства ископаемых». Таким образом, способ Лаксмана по существу не отличался от предложенного французским химиком Н. Лебланом метода получения соды из поваренной соли. Это открытие Лаксмана обрело второе рождение, когда глауберова соль из рассолов Кара-Богаз-Гола нашла широкое использование в стеклоделии.


ахтарандит
ещё о Э. Лаксмане